В последнее время в интернет выходить опасно — за ИМХО гнобят, на случайно (и совершенно без злого умысла) брошенное слово обижаются, из-за репостов отписываются — хорошо хоть не сажают. Особенно тяжко приходится тем, кто пишет не в уютненьком личном профиле, а ведет корпоративный блог. Это как раз наш случай: мы — редакция блога Сибирикса — на собственных нервах испытали нападки религиозных фанатиков и снобов. В самых неожиданных местах появляются комментарии: здесь вот обидно, так не говорите, то не пишите... А мы будем. И не из вредности, а потому что в этом нет ничего плохого.

Заблуждение. Материться нельзя, потому что закон о СМИ запрещает мат. За него журналистов бьют линейкой по рукам, а редакторов сажают. Да и вообще не пристало воспитанным людям выражаться.

На самом деле. Закон о матах в СМИ не работает. «Ленинград» все ещё выступает на большой сцене, фильмы в переводе Гоблина катаются по стране, Тёма как прежде матерится в блоге. А воспитанные люди-лингвисты пишут диссертации о мате, смачно и в подробностях зачитывая их перед многоуважемыми академиками.

Происходит это (до сих пор — безнаказанно) потому, что мат — часть нашей культуры (смиритесь!). Более того, мат — часть любой культуры. И если вас не коробит от заморского фака, то хватит закатывать глазки и писать гневное «КАК ВЫ МОЖЕТЕ!!11!1!» при виде его русских аналогов.

Заблуждение. Закон об оскорблении чувств верующих запрещает говорить плохо о религии. Поэтому о ней как о покойнике: либо хорошо, либо никак.

На самом деле. Закон запрещает оскорблять чувства верующих. А они, как все люди, могут обидеться на любую фигню — комментарий ранимой барышни под материалом об оценке времени тому пример.

Так что хоть обложись соломкой — все равно прилетит сообщение если не от представителей популярных конфессий, то от обиженного чувака из церкви святого Маска. Или Джобса. Или другой современной иконы. Чтобы этого избежать, нужно зацензурить себя до унылой стерильности. И, выбирая между контентом без яиц и риском словить негатив от слишком нежного верующего, мы предпочитаем второе.

Заблуждение. Нельзя называть негров неграми — это оскорбительно и, более того, пробуждает у них болезненные воспоминания о веках, проведенных в рабстве. Называть негров неграми — пережиток белого патриархального общества, от которого надо избавляться.

Действительность. Первые два заблуждения брали начало в конституции РФ, а это появилось даже не в нашем обществе. Страх назвать негра негром — калька с американской культуры. Той самой, в которой до 1956 года в автобусах чёрные должны были уступать места белым, и фермеры безнаказанно стреляли в слуг, своих и соседских. Так что логично, что у афроамериканцев ещё свежи болезненные воспоминания. В США негр — раб, жертва, вещь. И, заменяя это слово эвфемизмами, афроамериканцы проводят черту между теми, угнетенными чернокожими, и собой, гордыми и свободными.

У нас же в 1950-е на негров набрасывались не с ружьями, а с фотоаппаратами. В СССР и России в частности чернокожих не держали в рабстве, не считали за людей второго сорта (все равны, помните?). Да у нас Пушкин — на ⅛ чёрный. Поэтому слово негр в нашей культуре означает исключительно человека негроидной расы. И обижаться на него бессмысленно. А считать иначе — также глупо, как праздновать День благодарения в России.

Заблуждение. В прогрессивном толерантном обществе нельзя говорить о женщине в мужском роде. Ведь у нас так много замечательных суффиксов, чтобы этого не допустить: -ка, -есса, -ша, — иня, -ха. Поэтому не доктор, а доктор_ка. Не блогер, а блогер_есса.

На самом деле. Третья волна феминизма, которой сейчас накрыло Россию — тоже калька с культуры США. Как и в случае с неграми, феминистки впитали только то, как надо реагировать (обижаться, конечно!). Но не все они понимают, почему и на что.

В Америке в чудесных 1950-х женщина была преимущественно домашним зверьком, который не работал, зато красиво смотрелся рядом с мужем. В СССР такого не было — все пахали (в прямом и переносном смыслах) на равных.

Мало кто из юных двадцатилетних феминисток это помнит. Зато многие чувствуют потребность как-то подогнать фем-движение под российскую культуру — то бишь найти причину чувствовать себя ущемленными. Им повезло: угнетение, оказывается, заложено в самом языке.

Исторически сложилось, что в русском языке есть нейтральный род — тот, который из-за лаконичной формы используется в случаях, когда не оговорено иное — мужской. И употребляя его, например, в словосочетании «доктор Юля», мы не намекаем, что доктор — мужская профессия, а Юля занимается не своим делом.

Заблуждение. У слова кофе мужской род. А те, кто считает, что «кофе — это оно» — необразованные деревенщины.

На самом деле всё как раз наоборот.

Мы знаем, какой шквал недовольства и критики может вызвать этот материал. Но не хотим молчать. Не хотим думать, как бы поздравить женщин с 8 марта, чтобы нас не обвинили в сексизме. Не хотим вычеркивать маты из текста, потому что обязательно кто-то оскорбится в комментариях. Не хотим включать жёсткую самоцензуру и писать стерильные тексты, которые никто не читает. И не хотим, чтобы их писали другие.

Мы хотим, чтобы СМИ стали смелее, а тексты — живее, брутальнее, ярче. А они перестанут быть такими, если устанавливать себе жёсткие ограничения из-за парочки недовольных. Haters gonna hate.

Мы понимаем и признаем право всех людей не любить тексты и другие материалы с табуированной лексикой и техническими терминами ради лулзов. Но иногда такие штуки прорываются в наш нерафинированный контент. Понять. Простить. И обязательно продолжать читать!